Автор: Вероника Мелан

Email:

«Аарон»

История Аарона Канна и Райны Вильяни. Серия: «Город».

 

 

 

Я прощаю себя, растерявшую сущность,

Утонувшую в горе, в пустой суете,

Упустившую что-то, что важно и нужно,

Пребывая в привычной уже слепоте.

 

Я прощаю себя, вновь закрывшую душу,

Схоронившую свет и тепло под щитом.

Я в груди у себя ощущала лишь стужу.

Отложила мечты и любовь на «потом».

 

Собираю по крохам себя по частицам.

Я сумею прекрасное снова творить.

Я смогу снова верить, любить и учиться.

Я смогу снова нежность и ласку дарить.

 

Я прощаю себя за тревоги, сомненья,

По заслугам воздастся в назначенный час.

И, почувствовав силы своей возрожденье,

Обрету вновь волшебное «здесь» и «сейчас».

 

Автор: Нина Сасовец

 

 

Перед прочтением романа автор рекомендует прочитать рассказ «Выстрел», который предваряет эту историю.

 

 

Аарон.

 

Глава 1.

 

 

Ланвиль. Уровень Четырнадцать.

 

Жилистая спина подрагивала. А вместе с ней подрагивали сложенные крест-накрест лежащие на чужом позвоночнике тонкие и изящные женские лодыжки – дорогой педикюр, темно-вишневый лак и блестящая точка стразы на ногтях больших пальцев – любо-дорого смотреть.

И Марго смотрела.

Утыкалась пьяным взглядом то в собственные стопы, то в стоящий ей многих тысяч интерьер: идеально-белую стену напротив мягкого кресла, три полотна подлинника ставшего известным лишь в прошлом году Бьянко Данкона (еще двадцать три тысячи, между прочим, - она до сих пор надеялась, что не в ж.пу), тяжелые портьеры с позолотой, встроенные в декоративный потолок мелкие лампочки-звезды. В руке нетрезво покачивался бокал – жидкость в нем переживала сильнейший шторм – как минимум восемь баллов из десяти – даром, что не лилась на толстый бежевый ковер.

- Долго еще?

Хриплый и заискивающий голос заставил красивое женское лицо поморщиться.

- Встанешь, когда я скажу «встать». И ни секундой раньше.

В ее собственном тоне, несмотря на изрядную порцию алкоголя в крови, звучала сталь. Или презрение. Или Ненависть. Или все вместе.

- Я уже выбрил себе грудь, как ты просила. Я…

- Заткнись.

Марго еще не насытилась. Да, часом ранее она приказала этому мудаку побрить себе грудь. Потом яйца – с этим он провозился почти полчаса. А теперь некто по имени Клинт Струнт – молодой актер драматического театра и одновременно очередной ухажер, решивший позариться на легкие деньги (если сумеет сыскать расположение сидящей в кресле экстравагантной мисс Полански), - стоял у кресла на карачках, подрабатывая пуфом.

Нет, не за деньги. За кольцо, которое мечтал надеть ей на палец, как и сотни других ловеласов за день, за неделю, за месяц до того. Очередное заключенное пари – «я тот, кто сумеет завоевать неприступную крепость» и заполучить во владение сладкие ароматно-ванильные миллионы долларов.

Да-да. Или лучше «ну-ну» - Марго улыбалась. Нетрезво и недобро.

«Все они на одно лицо – мужики, мудаки, сволочи. Все приходят к ней с надеждой в глазах, а за дверь вылетают с выражением побитых псов» - ее это утешало. Немного, но все-таки.

Жаль, что на ковре перед ней не тот, кого она на самом деле хотела бы видеть, но и «этот» сойдет – тоже мужик, а, значит, тоже сволочь.

- Не дергайся.

- Я устал. Затекли локти и колени.

- Я разрешала разговаривать?

«Ухажер», чье имя она вспоминала, только если сильно напрягалась, молчал еще минуту. Затем открыл вонючую пасть и проблеял:

- Марго…

- Я тебе не «Марго».

- Да-да… Госпожа. Скажи – долго еще?

- «СкажиТЕ».

- Скажи-те.

Хозяйка квартиры допила из бокала пережившее-таки «шторм» вино и благожелательным тоном промурчала:

- С полчасика.

- Что? – в первый раз этот вопрос прозвучал тихо. Во второй -  громко и даже возмущенно. – ЧТО?

- Ты оглох? Если так, то следующим действием я прикажу тебе написать на своей лысой груди «Я – лох. Глухой лох». А еще лучше сделать татуировку.

«Пуф» возмущенно дернулся.

Тощие колени. Тощая задница. Срамота.

- Я не подвязывался…

Ох, Клинт решил заявить о себе как личность? Как дерьмовая личность дерьмового мужского рода?

- Сидеть тихо! – отрезала она так жестко, что позавидовал бы и армейский генерал.

- Я…

- Тихо, я сказала.

Струнт восстал – его терпение лопнуло. Но восстал пока еще не с пола – видимо, до сих пор надеялся выиграть заключенное на сегодняшней вечеринке пари, - пока только голосом.

- Я не подвязывался исполнять настолько маньячные желания сумасшедшей…

- Это еще не маньячные, - совершенно спокойно отозвались с кресла. – Маньячные будут позже. Если выдержишь.

- Зачем мне выдерживать такое?

«Раб» злился все больше. Ну да, это проституты, которых она заказывала часто, терпели дольше, а такие вот лощеные хлюпики, которые пачками ловились на вечеринках, силой воли не обладали.

- Ну, ты же хочешь владеть миллионами?

Тишина. И такое громкое сглатывание, что Марго поморщилась – ей-богу, голодный пес. Бедный и жадный до денег, как до свежего мяса, пес.

- И такое придется терпеть каждый день?

- Нет, зачем же.

Струнт расслабился. Вот только рано – Марго пояснила:

- Два раза в день. А то и три. А, может, и с утра до вечера.

- Сука, – на этот раз «пуф» сбросил со спины ее ноги и начал разгибаться. – Ты просто ненормальная сука.

- А ты не знал об этом, когда заключал пари?

Черт, он не знал, что она «знала». А она всегда «знала» - видела это по их глазам – алчным и лаковым при виде дороговизны ее квартиры.

- Ненормальная…

- Это я уже слышала.

- Дура конченая…

- Пошел отсюда.

- Я…

Теперь актер восстал не на шутку – проявил норов, распрямился, сжал кулаки. Взгляд карих глаз налился гневом, подбородок заострился, рот сделался маленьким и совсем не красивым.

«Надо было заставить его сбрить и бороду. Эту модную козло-бородку. Без нее ему было бы лучше».

- Я тебя…

Продолжение почти всегда выглядело одинаково: шаг в ее сторону, тянущиеся к ее горлу руки, налитые яростью глаза и появлявшийся, как по взмаху волшебной палочки в женской руке, из-под сиденья кресла пистолет – мелкая, но злобно-кусачая Беретта 337.

- Пшел отсюда, – повторила Марго лениво, не глядя на гостя. Она все еще смотрела на картины, размышляя, не продать ли их на следующем аукционе. Ствол в руке не дрожал – указывал, будто посаженный на клей, точно в лоб Струнта.

- Ты… ты за это заплатишь.

- Ни цента.

- Я сделаю так, что…

- Ничего не сделаешь. Пшел отсюда – процедила хозяйка пентхауса. – В третий раз повторять не буду.

И неудачник ловелас по имени Клинт – актер-недоучка «бритая-грудь-и-бритые-яйца», проработавший «пуфом» (фи, какая жалость!) всего-то пятьдесят минут, покинул квартиру голым.

Торопливо. Без нижнего белья. С изливавшимся изо рта, как грохочущий водопад, потоком отборных матерков.

Минус один соискатель материального благополучия.

Плюс один балл к удовлетворенности.

Интересно, кто поработает пуфом завтра?

 

Ей стоило бы быть настолько же жестокой с ними, каким Джокер когда-то был с ней, – мочиться им на голову, на грудь, заставлять вылизывать ступни, вылизывать немытую промежность, щипать за соски, – вот только беда – Марго не была и в половину настолько же жестокой, как тот субъект, с которым она когда-то познакомилась в чате.

В обычном чате на сайте знакомств.

Кто бы знал, что люди бывают… такими?

Он унижал ее день за днем, неделя за неделей, два месяца подряд – два месяца сущего ада из которого она не могла, а частично и не хотела вырываться. Потому что эта тварь будила в ней не только ненависть, но и – странно признаться - женщину.

Марго ненавидела себя каждый день той жизни. Ненавидела Джокера – проклинала день, когда вышла в чат, когда зачем-то указала свой телефон, когда по непонятной ей самой причине решила с пугающим незнакомцем встретиться. А ведь интуиция орала так, что охрипла и потеряла голос в первые же пять минут.

Стоило к ней прислушаться.

Стоило бы.

Она стояла у зеркала и проводила рукой по роскошным и густым черным волосам – настоящей драгоценности в ее внешности. Нет, не единственной – красивым было и лицо с аккуратным носом, изящно очерченными губами, подбородком сердечком и большими темными глазами, - но драгоценностью крайне значимой и очень ей ценимой.

Когда-то эти самые волосы сбрил тот, кого она впоследствии полюбила – дурость, да и только. И именно по нему – человеку, которого когда-то по глупости самолично, находясь под действием «экстази», подстрелила на улице, - она сохла все последующие месяцы, переходы и Уровни. Именно его искала день за днем на улицах, в кафе, ресторанах и в воинских частях - среди охранников, наемников, киллеров - среди всех, кто каким-либо образом принадлежал к силовым структурам. (*Сюжет этой истории подробно описан в рассказе «Выстрел» - здесь и далее прим. автора)

Искала, и не находила.

А после зачем-то сунулась в треклятый чат.

Да, искала одного, а встретила другого - полного мудака, изменившего ее жизнь, ее душу и ее тело – человека, которого прозвала Джокер.

 

*****

 

Erika – Right or Wrong (Nu-beat version)

 

Ненормальным он показался ей с первого же сообщения.

- Будешь моей «нижней»?

Догадываясь, что речь идет о сексуальной «рабыне», Марго уверенно напечатала «никогда». И, может, в силу своей категоричности, именно это слово намертво прилепило к ней маньяка.

- Будешь.

Заявление прозвучало очень уверенно.

Тогда все происходящее еще казалось ей шуткой – мужик просто развлекается, проверяет ее «на вшивость», ведь есть такие, кто сразу прощупывает почву – мол, сдастся девка под напором или же нет? Марго, - а тогда она еще не сменила имя, - не сдавалась ни в какую.

- Не будь идиотом, - бегло стучала она по клавишам, - зачем тебе «рабыня»?

- Я буду поливать тебя «золотым дождем». Тебе понравится.

- Ты больной?

- Дай свой телефон.

- Не дам.

- Тогда я узнаю сам.

- Узнай.

- А потом приду в гости.

- Попробуй.

В те времена она еще не была богата, как теперь, иначе бы (имей вдобавок и мозги) приставила к дверям охранников. Но тогда нынешняя мисс Полански еще являлась Райной Вильяни – пустоголовой обиженной на мир девчонкой, потерявшей надежду отыскать свою вторую половину, а с ней и любовь всей своей жизни. Да и квартира – не в пример новой – запечатывалась снаружи не металлической, а хлипкой деревянной дверью, которая ни за что не остановила бы человека, которого она уже через сутки именовала Джокером.

Джокером – потому что такого не предсказать. Потому что он - вечный туз в рукаве, облава-сюрприз, заноза в заднице, опасная колючка, от которой, если и избавишься, то только с кожей.

Тогда она была дурой. Любопытной, пытающейся всеми известными ей способами выбраться из глубокой депрессии дурочкой с девятой авеню – глупой-глупой Райной. Далекой Райной, забытой теперь Райной.

- Ты живешь на Восточной окраине, рядом с торговым центром «Дивный».

А вот это уже интриговало. Пугало, конечно, но и интриговало, как, впрочем, и фото в анкете: правильной формы лицо, квадратный подбородок, умный и цепкий взгляд карих глаз, ухмыляющийся, будто говорящий «я знаю все обо всех», довольно притягательный рот.

Каким образом неизвестный ей субъект всего за пять минут сумел определить ее местоположение? По адресу провайдера? Взломал сеть?

Черт – она, кажется, влипла.

Наверное, уже тогда стоило все отрицать – мол, ты не прав, я там совсем не живу, я сейчас в квартире у подруги, - но Райну будто подменили – внутри нее внезапно колыхнулся нездоровый интерес.

Колыхнулся настолько, что она зачем-то дала незнакомцу из чата свой телефон.

 

Встретились в кафе.

Ждать пришлось недолго – минут десять, за которые Марго успела извести себя упреками – зачем сказала номер, зачем накрасилась, приоделась и явилась на встречу? А как не прийти, если незнакомец с точностью до этажа определил ее местоположение и тут же пригрозил, что через полчаса заглянет в гости? Уж лучше в кафе – безопаснее. Посмотреть на него, подумать, а уж после решать – спасаться ли бегством.

Спасаться, как выяснилось позже, следовало еще до входа в пресловутый чат. Лучше бы уехала из города, лучше бы напилась до беспамятства и вообще не открыла ноутбук, лучше бы валялась и рыдала, как накануне, поддавшись депрессии, в мятой и не заправленной постели.

Знал бы прикуп, жил бы…

 

А он оказался харизматичным. Высоким, статным, хорошо одетым – не в классику, но в вольный джемпер и дорогие джинсы, - с ухмылкой на губах и опасно-хитрым блеском карих глаз за стеклами очков в стильной тонкой оправе. Уселся напротив, спросил, желает ли она кофе – будто и не заметил, что перед Райной уже стоит наполовину пустая кружка остывшего латте, - предложил заказать десерт и, не дожидаясь ответа, приподнялся на диванчике напротив. Наклонился вперед, нагло взялся за концы повязанного вокруг ее шеи черного шарфика, потянул на себя. Приказал:

- Поцелуй меня.

Она едва не задохнулась - от возмущения и от того, что, повязанный декоративным узлом шарф, моментально затянулся вокруг шеи удавкой. С места, однако, не двинулась.

- Не дождешься.

Джокер потянул сильнее.

- Поцелуй.

- Отвянь. Мы даже не знакомы.

- Уже знакомы. Ведь ты пришла?

- И что? Хотела на тебя посмотреть.

- Посмотрела? Нравлюсь? А теперь поцелуй.

Он так и стоял в наклон над столом, не обращая внимания на тот факт, что сбоку деликатно кашлянул подошедший официант.

- Не нравишься, – едко отрезала Райна, вырвала из чужих рук шарф, отклонилась назад и ослабила затянутый до дискомфорта узел.

- А ты настырная, - удовлетворенно кивнули с противоположной стороны стола, - тем лучше. Из настырных получаются хорошие «нижние» - их интересно ломать.

«Больной», - подумалось ей. Правильно подумалось, исключительно верно. Вот только сбежать она так и не сбежала – вместо этого зачем-то согласилась на сладкое.

Десерт он заказал на свой вкус – она не запомнила, какой, потому что не попробовала его. Не запомнила толком и того, о чем говорили, – все не оставляла попыток понять, кто перед ней находится – адекватная личность или псих? Иногда Джокер вел себя адекватно: что-то говорил про работу, про то, что хочет, чтобы кто-нибудь написал о нем книгу – ведь, мол, жизнь у него крайне насыщенная и интересная, - с бахвальством заявлял, что занимается строительством. Чего – домов? Промышленных объектов? Вникать не хотелось. Вместо этого кружили мысли о другом – как бы им разойтись сразу же у выхода из кафе? Как сделать так, чтобы не провожал? Как избавиться от того, с кем не стоило и встречаться?

А на фоне все вилась странная и нелогичная мысль о том, что он ей нравится.

Чем-то все же нравится.

Парадокс.

 

Избавиться не удалось.

Ее не спросили – желает ли она, чтобы провожали, - на выходе сразу указали на машину – великолепную белую «Лунди» - машину за несколько миллионов долларов.

Ого.

- Там для тебя сюрприз.

Сюрпризов не хотелось.

- Садись. Довезу до дома.

Кошмары сбывались. Нельзя, чтобы он поднялся с ней на этаж, нельзя, чтобы вошел в квартиру – вообще ничего нельзя.

А на заднем сиденье нашелся самый красивый букет из роз, какой она только видела, – штук пятьдесят в связке – не меньше.

- Это тебе.

Такой стоит пару сотен баксов. Он просто швыряется деньгами, – мысль не прельстила, а отпугнула.

Стоило сесть в салон и пристегнуться, как ожил динамик, – звук тяжелого ритмичного металла оказался кристально чистым, приятным для ушей, несмотря на то, что «тяжеляк» она никогда не слушала. Да и жанр этот удивительным образом подходил, как красавице-машине, так и странному водителю.

- К тебе?

- Я бы… дошла пешком.

- Значит, к тебе.

Захлопнулась дверца, педаль газа моментально ушла в пол, и Лунди набрала скорость так плавно и быстро, что Райна против воли едва не испытала оргазм.

 

В подъезде случилось то, чего она боялась больше всего. После «прощального» поцелуя на первом этаже у лифта он попытался поставить ее на колени и расстегнуть ширинку.

- Соси.

- Пошел к черту!

- Соси, говорю.

- Отвали от меня! Отпусти!

Слышалась возня, хрипы, треск одежды – ей пытались насильно расстегнуть пиджак, чтобы добраться до груди.

- Убери от меня руки!

Наружу выскользнул вставший член – Джокер все еще не оставлял попыток заставить ее сесть на корточки.

- Тебе же этого хочется, давай, не сопротивляйся… Ты – шлюха. Моя шлюха.

- Я не твоя шлюха и никогда ей не стану. Больной… Урод моральный!

- Грязная на язык шлюха – чем грязнее язык, тем качественнее будешь сосать…

- Отвали!

Она ударила его букетом по лицу – попала по щеке и шее шипами; на немытый, заляпанный отпечатками мокрых подошв пол посыпались бордовые лепестки. За секунду под ними образовался цветочный ковер; в запах сырости, жарящихся котлет и мочи вплелся тонкий и нежный розовый аромат.

Прежде чем ее отпустили, она не подчинилась приказу встать на колени еще трижды.

- Настырная.

Теперь тип в очках был сдержанно зол, но неуловимо доволен.

- Ладно, мне надо на работу. Но ты не думай, мы не закончили – только начали.

Когда он уходил, Райна не думала – она стояла и смотрела вслед выходящему из подъезда человеку, держа в руке остатки букета – на половине стеблей отсутствовали бутоны.

Одновременно с взревевшим снаружи мотором Лунди, раскрылись двери лифта – с соседкой с четвертого поздоровался мистер Гирбен. Бросил удивленный взгляд на нее, на кровавый от обилия лепестков пол и торопливо сбежал вниз по ступенькам.

 

Глава 2.

 

Воспоминания со временем не поблекли и не выцвели.

Марго. Давно уже Марго. Не Райна. Вдох, выдох, вдох, выдох – успокаивайся, сердце.

Черные густые волосы шелком струились сквозь тонкие пальцы – из зеркала укоризненно смотрели печальные темные глаза.

Если их обрить, то отрастут быстро.

Она стала монстром – как, когда? Тогда, когда заполучила на теле уродливые шрамы? Когда Джокер исковеркал ей душу? Когда поняла, что Аарона уже не найти?

Да даже если найдет – что с того? Кому она такая нужна – вся сшитая, скроенная и перекроенная врачами? Что она сможет предложить ему – мужчине своей мечты, - если больше не способна по-женски нормально принять мужчину? Как быть с рубцами на промежности, как быть с исполосовавшим грудь швом, выглядящим уродливо даже после заживления?

Уродка. Мутант. Более не женщина. Красивое лицо и отвратное тело – тьфу!

Зачем кого-то искать, если такую, как она, никто и никогда не сможет полюбить?

«Важна не внешность – важна душа». Бред! Кто сказал этот бред? Наверное, изначально слепая и толстая женщина-философ, но никак не нормальный здоровый мужчина, который любит глазами, а потом уже и всем остальным…

Марго скривилась и отошла от зеркала.

Она ненавидела собственное отражение – не лицо, но все, что скрывалось ниже, под одеждой.

 

Выпивка и месть - какое-то время они казались спасением. Налить в бокал вина или чего покрепче, пригласить в дом первого попавшегося гостя и… унизить его. Да-да, унизить, как до того унижали ее. Заставить поползать по дому голышом, попросить обмазать кремом, а после поласкать свои липкие муди, поблеять по-козлинному, поработать креслом, держателем пепельницы, статуей у двери, рабом-официантом, голым «прислужкой-побегушкой».

Нет, она не стала такой, как Джокер (хотя, стоило бы), – никогда никого не связывала, не причиняла боли сталью, не била плетьми, ни на кого не мочилась сверху – не могла себя заставить перешагнуть невидимую черту.

Может, просто не была тварью?

В моменты хорошего настроения вообще заказывала проститутов лишь для того, чтобы они читали ей сонеты, стихи и прозу, а после вставали на колени и признавались в любви. Платила столько, насколько доверчиво звучали слова, – иногда бывала щедра.

Пустота внутри, однако, не уменьшалась – разрасталась.

Никому и никогда Марго не позволяла дотрагиваться до себя, ни перед кем не раздевалась и сомневалась, что когда-либо разденется.

Вот если бы свести шрамы…

Но Комиссия в приговоре постановила жестко: «Ни один врач никогда и никакими доступными технологиями и методами не сможет залечить Райне Вильяни полученные в ходе совершения убийства увечья. Телесное уродство явится ее наказанием отныне и впредь, дабы напоминать об однажды нарушенных моральных нормах и предупредить подобное поведение в будущем…»

Черт, она не убивала!

Да, хотела, да, думала об этом… Но то был несчастный случай! Несчастный!

Джокер мертв, а она урод – за что?!

В стену полетел и раскололся бокал из-под шампанского стоимостью в двести двадцать пять долларов; в этот момент прозвучал дверной звонок.

 

*****

 

- Подпишите здесь, здесь и здесь.

Сухой палец скользнул по листам и указал на пропечатанные снизу галочки-птички.

- Угу.

Она никогда не читала документов, которые приносил Рид – ее личный финансовый консультант и по совместительству инвестор. Подписывала не глядя, верила ему безоговорочно – решила, что так поведется с самого начала, – стопроцентное доверие, и никак иначе. И, как выяснилось, не ошиблась с подходом.

Ручка в пальцах дрожала; Райна вывела замысловатую подпись «Марго Полански» и откинулась в кожаном кресле с высокой спинкой. Богато обставленный кабинет – кожаную мебель, дубовые панели и широкий дорогой стол - освещала единственная зажженная настольная лампа.

- И не пейте сегодня больше.

На Майнрада она взглянула мутными глазами. На совет не разозлилась, лишь неопределенно кивнула, и в ответ на укоризненный взгляд заверила:

- Не буду.

Они почти не общались – высокий худой мужчина (всегда в дорогих костюмах и при галстуке), невзрачный, как глубоководная рыбина, с редкими и почти невидимыми короткими волосами, с тонким носом и такими же тонкими, растянутыми к ушам губами и симпатичная молодая девчонка – его наниматель. Однако между этими двумя, несмотря на почти полное отсутствие общения, пролегла мягкая, как бархат, бессловесная теплота.

- И поспите.

- Посплю.

Райна знала, что в постель ляжет еще не скоро.

- Вам нужен отдых.

- Знаю.

- Читать, как всегда, не будете?

Короткий взгляд на документы.

- Как всегда. Не буду.

- Тогда до следующей встречи, Марго.

- До свиданья, Майнрад. Доброй вам ночи.

 

Рид. Майнрад Рид.

Она никогда не стала бы богатой, если бы не этот человек и не одна случайность, произошедшая в самом начале ее переезда в Ланвиль, на четырнадцатый, – полученный на сдачу в газетном киоске лотерейный билетик – бледно-желтый, с надписью «ГосЛотто – открой меня и выиграй».

Выиграй, как же – сие каждому прочитавшему призывное послание казалось нереальным, и Райна, к тому времени уже сменившая имя и фамилию, исключением не являлась.

- Выиграй, ага. Кому вы заливаете?

Она, обычная секретарша в крохотной конторке с зарплатой чуть выше прожиточного минимума, в чудеса давно не верила.

И зря. Потому что на косо оторванной и развернутой бумажке, жирной от ее пальцев, только что державших бутерброд с кетчупом, салатом и котлетой, значилась сумма в сто тысяч долларов.

- Да вы шутите…

Ерунда! Быть такого не может! Подделка? Дурацкий розыгрыш и съемки скрытой камерой? Точно – должно быть по ту сторону экрана, глядя на ее распахнутый, еще не протертый салфеткой рот, в эту минуту хохочет пара сотен тысяч жителей – хохочет, уссывается и покатывается по полу. Мол, давай, дурочка, пляши от радости, а мы пока надорвем животы; Райна спешно огляделась по сторонам – сыреющая от мелкой мороси мостовая, сухое пятно на лавке там, где она сидела, далекие, спешащие по своим делам прохожие, - и нигде ничего подозрительного: ни камеры в кустах, ни ведущего с микрофоном, ни чужой обидной ухмылки, предшествующей фразе «И вы купились? А мы на это и рассчитывали!».

Сто тысяч. Правда или нет?

Чтобы прояснить этот вопрос, она быстро скомкала обертку от бутерброда, швырнула ее в урну – по-дилетантски промахнулась - и поспешила обратно к находящемуся через дорогу газетному киоску.

 

- Правда, - желчно ответила ей продавщица и обиженно сверкнула глазами – мол, почему везет всегда не мне?

- А получать где?

- Где-где? Откуда я знаю «где»? - да, зависть – штука жесткая. Но уже через секунду тетка смягчилась, взяла себя в руки и пояснила. – Через два квартала у них офис – написано «ГосЛотто» - ярко, не промахнетесь. А по соседству офис мобильной компании «ЛанвильЛайн».

- Спасибо!

И Райна бросилась в указанном направлении.

Продавщица проводила ее взглядом, вновь сделавшимся обиженным.

 

В офис после обеда она вернулась уже с деньгами – пухлым конвертом, набитым купюрами.

«Сто тысяч, сто тысяч, сто тысяч» – звучало в голове, как мантра, – что с ними делать? Пропить, проесть, отложить? Купить много хороших вещей, новую квартиру, сохранить в банке? Что люди вообще делают с большими деньгами, что?

В тот день ей не работалось – в документы то и дело вкрадывались ошибки, и их приходилось набирать и перепечатывать заново. Клиенты по телефону называли свое имя по два раза и ворчали на секретарскую рассеянность – Марго плевала на них с высокой башни. Записывала в блокноте дни и места шефовых встреч, а сама думала о ста тысячах долларов – сладких, вкусных, пугающе привлекательных.

А в коридоре, когда день близился к концу, вдруг задала волновавший ее вопрос знакомому лишь по коротким встречам у входных дверей клерку, чье лицо всегда казалось ей умным.

- Дэйв? - кажется, так его звали?

- Да?

Ее имени он так и не вспомнил. А, может, никогда и не знал – Райна не обиделась.

- А что бы вы сделали, если бы выиграли в лотерею?

Служащий из соседнего офиса, верно, подумал, что с ним заигрывают, – нашли первую попавшуюся тему для разговора и флиртуют, - и потому весь приободрился, широко улыбнулся и расцвел.

- Ну, зависит от того, насколько большой выигрыш.

- Если большой.

- Если сто тысяч или больше, то обратился бы к финансовому консультанту. Нанял бы человека, который понимает, куда и что можно вложить.

- Ух ты!

- Умно, да? – мистер «я-знаю-что-ты-со-мной-заигрываешь» подмигнул, довольный собой и своим ответом.

- УмнО, – подтвердила Райна.

Действительно умнО. Даже слишком.

А для нее так вообще заумно.

 

Однако чем больше она размышляла над сказанным, тем больше убеждалась, что Дэйв дал ей воистину ценный совет. Куда может пристроить деньги необразованная в финансовых делах девчонка? В мусорную корзину – через клубы, выпивку и шоппииг. А вот финансовый консультант, наверное, может пристроить деньги правильно и, главное, выгодно.

Ведь может?

«Райна и финансовый консультант» - эти два понятия в ее голове сочетались так же плохо, как красная икра и мороженое.

Однако уже через сутки она пересилила себя и собственную неуверенность, отыскала в интернете список фирм, предлагающих искомые услуги и, выбрав самую известную, отправилась по указанному адресу.

 

Все лица, а точнее их выражения, были, как под копирку, – высокомерные, вычурные, воздающие триумф собственному мега-уму; висящий на первом этаже щит с именами она рассматривала не менее получаса.

- Мистер Даррен Косинг - советник первого ранга, мистер Гулан Турек – советник высшего ранга, мистер Вольдемар Бруттенберг – ну и имечко, затрахаешься произносить…

Ее губы шевелились, глаза скользили по десяткам глянцевых фотографий; с куртки и волос стекала на пол вода – на улице опять лило.

Холеная обесцвеченная секретарша в снежно-белом пиджаке, ожидавшая, пока посетительница соизволит, наконец, сделать выбор о том, с кем желает встретиться, в третий раз нехотя предложила замухрышке-Райне («в такой одежде достойные посетители не ходят») кофе.

- Нет, спасибо.

Кофе на самом деле хотелось.

Но еще больше хотелось не ошибиться с выбором – Райна подошла к этому вопросу со стороны интуиции: она не будет выбирать по рангу – она выберет того, чье лицо покажется ей наиболее симпатичным. Дурацкая идея? Может быть. Но другой у нее не было.

- Я бы хотела встретиться с мистером Ридом.

- Советником третьего ранга? – «третьего ранга» прозвучало с таким презрением, что за человека с невзрачным лицом, пегой растительностью на голове и бледными, как дождевая вода, серо-голубыми глазами сразу же стало обидно.

- Да, с ним.

- Не хотите рассмотреть кого-то другого?

- Я уже всех рассмотрела, - ответила Райна тоном, будто советников она рассматривала исключительно с позиции умственных способностей, а вовсе не по висящим на табло славы фотографиям.

- У нас есть… более опытные… специалисты. Мистер Рид работает здесь вторую неделю.

- Вот к нему и пойду.

«Ну и дура», - судя по взгляду, окончательно убедилась в сделанных ранее выводах секретарша.

- Я сообщу ему о Вашем приходе.

- Будьте так добры.

Взлетела к уху телефона трубка; пропикали несколько клавиш.

- Мистер Рид? К вам посетитель. Примите?

Ответ положительный – ей кивнули.

Тогда она еще была бедной Марго.

А спустя несколько месяцев стала богатой Марго.

Нет, не так – она стала очень-очень богатой Марго.

 

Он заявил сразу – «я беру пятьдесят процентов», а Райна не стала озвучивать норовящий соскользнуть с языка ответ «да хоть девяносто» - легко пожала плечами и кивнула.

На том и сошлись.

С тех пор Майнрад стал ее личным финансовым консультантом. Поначалу он еще пытался объяснять свои действия или решения, но быстро понял, что подробности мисс Марго Полански интересуют мало, и потому, заручившись ее согласием, принялся распоряжаться капиталом молча. Только время от времени приносил на подпись бумаги и указывал: «здесь, здесь и здесь».

Поначалу Райна была практически уверена, что ее облапошат, – снимут со счета все деньги до последнего цента, оставят с нулем и рваным башмаком в шкафу и сбегут в неизвестном направлении, но Рид, как ни странно, сбегать не торопился. Назначал встречи каждый вечер, вежливо интересовался – хотите узнать подробности сделок?

- Не хочу, - однозначно звучало в ответ.

А уже через пару месяцев Райна обнаружила на своем счету на начальные сто тысяч долларов (и не ноль на палочке), а двести сорок три тысячи. Еще через месяц уже триста семьдесят восемь… А через полгода благодаря невзрачному на вид, похожему на рыбу мистеру Риду у нее появился свой первый в жизни миллион.

Вот и выбирай после этого консультантов по рангу – не права была секретарша, ой, не права.

И понеслось – что ни месяц, то прибавка в денежных средствах, что ни квартал – новая машина у Рида.

Она не злилась на него за новые костюмы и крайне довольный собой вид.

Она за него радовалась.

 

Карандаш в пальцах дрожал.

Получится нарисовать или нет? Белый лист бумаги казался входом в рай – нужно просто изобразить на нем то, что хочешь, и оно обязательно сбудется. Того, кого хочешь.

Но Райна знала, что не изобразит, – не сможет. Она пыталась нарисовать человека со шрамом на виске много раз – десятки, если не сотни, - но все портреты, несмотря на усилия и многочасовой труд, лишь отдаленно напоминали оригинал. Где-то совпадал взгляд, где-то разлет бровей, где-то искривленный в ухмылке рот, но никогда у нее не получалось составить все элементы в одно целое – лицо Аарона Канна.

Бесполезно. Бессмысленно. Зря она отучилась на художественных курсах, зря платила лучшим репетиторам за частные уроки, зря оборудовала целую мастерскую и уставила ее мольбертами, холстами и красками – образ Канна ускользал.

 

*****

 

(Asheni – Only Magic - Chris Wonderful Remix)

 

Россыпь звезд на бархате неба. Иногда Райне казалось, что пентхаус на верхнем этаже небоскреба она приобрела именно из-за этого – из-за террасы, с которой открывался потрясающий вид на ночной небосвод.

Небо ее успокаивало – оно одновременно видело их обоих – ее и Аарона. Как бы далеко они друг от друга ни находились.

Два покрытых тонкими матрасами лежака; ласковый ветерок, колышущиеся в горшке раскидистые листья Медеи. И звезды. Много звезд.

Райна подошла к лежаку, осторожно прилегла на него и положила руку на матрас второго, стоящего рядом. Уперлась взглядом в небо, медленно и привычно провалилась в параллельную реальность – ту, которая не существовала. Где Аарон всегда был рядом с ней, где они никогда не разделялись.

Какое-то время молчала, затем тихо спросила:

- Как прошел твой день?

Минута тишины; блеск недосягаемых планет в вышине.

- Мой? Мой тоже хорошо… Я хочу испечь тебе торт завтра. Будешь? Или лучше вафли?

На деле она не пекла так давно, что едва ли вспомнила бы хоть один рецепт, но в эту минуту все это не являлось важным. Ничего не являлось, кроме него – воображаемого любимого мужчины рядом.

Райна прикрыла глаза, улыбнулась – мягко, нежно.

- Я знаю, что ты больше любишь торты. Но я могу сделать вафли с кремом… или сгущенкой.

Ее рука ласково поглаживала не матрас – его невидимые пальцы.

- Кури… Я не против. Мне дым не мешает.

Ничего не мешает.

И он курил. Лежал рядом и курил. А еще смотрел на нее с любовью в серых глазах – смотрел, не отрываясь. Тепло, с глубоким, самым нужным в мире чувством. Ее Ааарон…

В эти минуты по ее щекам текли слезы, но Райна не видела их – не чувствовала.

- Ты ведь будешь сегодня спать со мной, да?

Тишина; мягкие кивки цветка Медеи справа.

- Всю ночь? И не отпускай, ладно? Прижми, как вчера…

И я буду спать. Буду спать всю ночь.

Если воображаемый любимый что-то и говорил, то его никто не слышал.

- До самого утра, ладно? Мне так тепло с тобой. Не уходи. Не уходи.

Никогда не уходи.

Только рядом с ним она отогревалась, расслаблялась, делалась мирной.

- Мы переплетем пальцы… Так люблю, как пахнет твоя кожа.

Ее затылок, совсем как тогда – в зимнюю ночь, - гладили невидимые теплые мужские пальцы.

- Как хорошо, когда ты рядом. Хорошо…

В эти странные моменты, лежа в одиночку на террасе под ясным ночным небом, Райна чувствовала, что кому-то нужна в этом мире.

 

 

 

 

 

 

Глава 3.

 

 

Ее мозг оплетал паутиной непонимания тот факт, что Джокер то применял силу, то вдруг становился мягким, полностью человечным - интересовался ее мнением, даже прислушивался к нему, кивал. А иногда будто срывался с цепи - приезжал в три часа ночи, требовал открыть ему дверь и даже грозил вырезать по одному соседей, если Райна не послушается.

Райна открывала, потому что боялась. И тогда ее называли "хорошей".

Он начал следить за ней с их первой встречи: если шла в спортзал, присылал смс "откручу твоему тренеру голову", если в магазин - "не забудь купить шампанского и на меня тоже. Люблю Грандо", если на работу - "не вздумай флиртовать с начальником". Казалось, что чертов Джокер везде - за спиной, за каждым углом - разлит, как окись азота, в воздухе. И куда бы ни поворачивалась голова, Райне мерещилась выезжающая из-за поворота белая Лунди.

Она стала ненавидеть белые машины.

В один из приездов он нагло заявил:

- Сниму тебе квартиру, будешь жить в ней. Ждать моего звонка, быть "готовой".

Что означало "быть готовой" не пояснил - мастурбировать в его отсутствие двадцать четыре часа в сутки, чтобы мочь принять мужской член тогда, когда он вздумает скользнуть внутрь?

Требование напрягало.

- А почему ты не хочешь, чтобы я просто жила с тобой?

Спросила не потому что хотела жить вместе - из любопытства.

- Потому что я уже живу с женщиной на постоянной основе.

Райна только в этот момент заметила на его пальце тонкий ободок золотого кольца.

Женщина? Вторая половина? А она тогда кто - любовница?

- А ее ты тоже, прежде чем поиметь, ставишь на колени и зовешь шлюхой?

Знала, что любопытство - не всегда безопасная штука, но не сдержалась.

И в ответ получила полный злости предостерегающий взгляд.

 

*****

 

 

Аарон Канн. Человек, при первой встрече которому она выстрелила в живот. Человек, которому располосовала лицо – оставила на виске кривой и некрасивый шрам, человек – которого она спустя какое-то время полюбила.

Почему так случилось?

Потому что Барни – парень, с которым она жила на Восьмом, прежде чем испариться, оставил именно его – Канна – номер телефона?

«Он поможет тебе, если со мной что-то случится».

Кто он? Почему он?

Почему не кто-то другой, но именно угрюмый коренастый тип – жилистый и сильный, как медведь, и немногословный, как великая статуя Унтая на гористых холмах островов Оно? Что за отношения связывали вместе ее безалаберного дружка – как оказалось, торговца наркотиками, - и волка-одиночку – мужчину с военной выправкой?

Сие так и осталось для Райны загадкой. Как и причина, по которой ей потом нравилось жить у него дома, печь торты, убираться в квартире, мечтать о нем же – о хозяине приземистого домика - по ночам.

А ведь в ту зиму вместе они прожили совсем недолго.

 

Ей часто вспоминалась их первая встреча – нет, не на улице, когда, будучи под кайфом, Райна выстрелила с разворота, как она предполагала, по мусорному баку и попала в человека, - а та, другая, когда после ее отловили для того, чтобы отомстить.

- Хочешь, я переломаю тебе руки и ноги? Хочешь? Или, может, искалечу всех, кто тебе дорог? А, может, просто, как и ты, мне выстрелить тебе в живот? Что ты скажешь на это, Райна Вильяни?

Она ничего не сказала попросту потому, что от страха в тот момент напрочь разучилась говорить. Знала, что поймают, знала, что пожелают отомстить, но не знала, как именно, а потому, будучи запихнутой в чужую машину, едва не поседела от ужаса.

А жертва ее пари с Барни оказалась человеком не просто суровым, но жестким, как окаменелые сгустки лавы, некогда извергшиеся из недр вулкана.

Жестким, но не жестоким.

Да, плюнул ей в лицо, да, обрил наголо. Но ведь не изнасиловал, не выстрелил в живот – даже не ударил, когда она ножницами располосовала ему лицо…

А после помогал. Когда среди зимы, оставшись совсем одна, – без исчезнувшего в неизвестном направлении Барни, - она набрала незнакомый номер телефона и попала вновь на того, кого с того злополучного дня видела лишь в кошмарных снах. Не отказал в помощи – приютил ее у себя, кормил, заботился, как умел, – молча, но тщательно. Следил, чтобы спала в тепле, чтобы ела досыта, чтобы не нуждалась хотя бы в самом необходимом.

А после, когда Райна немного оклемалась, отпустил, предварительно снабдив ее деньгами на обучение, одеждой и ключами от новой квартиры.

 

Он дал ей все. Не дал одного – себя, своего сердца. Не оттолкнул, когда в один из темных студеных вечеров она забралась к нему на колени, но и не принял в дар то, что она предлагала. Поцеловал, а после долго держал в тишине, прижав голову к своей груди, – грел, успокаивал, прощался.

Но не прощалась она. Знала, что уходит не навсегда, что когда-нибудь они вновь встретятся. И к тому времени она станет другой – не тощей девочкой, которую он, шутя, звал «Рейкой», но прекрасной женщиной, достойной его – Аарона – любви.

 

Прошло время. Она встала на ноги, сумела подняться из грязи на верхний этаж придирчивого социума. Вот только красивой, достойной его любви женщиной так не стала – вместо этого, пытаясь забыть того, кого так и не смогла завоевать, превратилась в искалеченного изнутри и снаружи урода.

 

*****

 

(Hoobastank – The First Of Me)

 

- Прекрати мучить себя, Марго. Забудь его.

- Не могу.

- Можешь. Найми сенсора, сотри память и живи дальше.

- Не хочу.

- Не хочешь? Ну и дура – всю душу уже себе изодрала.

Дора всегда курила сигареты с ментолом. Эксцентричная, пожилая, красившая волосы в неестественно яркий бело-золотой цвет она всем казалась циничной взбалмошной и слишком прямолинейной старухой, однако с Райной она в корне менялась – вдруг делалась мудрой, понимающей и совершенно адекватной.

Они познакомились на одной из светских вечеринок и сразу же слиплись – молодая и старая. Обе изодранные изнутри, битые жизнью, привыкшие на людях прикидываться совершенно другими личностями женщины. Обе богатые и осознающие простую истину: если смысла в жизни нет, то никакие деньги его не добавят.

И изредка общались – никогда о «погоде» или пустяках, но всегда о чем-то важном.

Как теперь.

Дора сидела в обшитом позолоченным шелком кресле с белой витой спинкой, смотрела в окно и не обращала внимания на то, что пепел с сигареты иногда падал ей прямо на дорогую юбку.

- Сколько ты уже тащишь с собой эти воспоминания?

- С Восьмого.

- С Восьмого! - пожилой голос «подруги» прозвучал цинично и с примесью горечи. – Ты давно уже должна была забыть о нем. Еще на Девятом.

Должна была, но не забыла. Каким-то непонятным образом Райна прятала ценные ей воспоминания так глубоко, что при Переходе до них не добиралась система – сжирала все остальное – память о прежней работе, друзьях, подругах, знакомых, но вот его – Аарона – не трогала. Райна бы ей не дала.

Никому бы не отдала.

- Зачем ты его ищешь?

- Чтобы увидеть еще раз. Чтобы извиниться…за шрам.

- Да он давно забыл о тебе! Тысячу лет назад залечил свой шрам, нашел себе другую женщину и счастлив с ней. Ты это хочешь увидеть? Он не помнит тебя, Марго, не помнит. С чего бы ему помнить?

Райна смотрела в то же окно сухими глазами. Их разговор напоминал ей бусы – всегда одна и та же последовательность слов, а звенья замкнуты на круг – один и тот же результат.

- Может, и не помнит, - отвечала ровно. – Только все равно хочу увидеть.

- Сколько ты уже ищешь? Сколько шерстишь базы данных, справочники, телефонные книги? Шесть Уровней? Марго, ты сейчас на Четырнадцатом. Сколько еще тебе нужно пройти, чтобы успокоиться?

Пока не найду.

Райна и сама не знала, зачем искала его, – Дора была права: Аарон не помнил ее. Давно уже не помнил. И не нужны ему ее извинения, но они нужны ей. В них – смысл ее жизни, потому что другого у нее давно уже нет. Изуродовав, Джокер закрыл ей путь к самому главному и ценному – любви, - а без любви разве есть смысл? Какой?

Райна его не видела. А вот когда найдет Аарона, когда выполнит эту миссию – хоть какую-то миссию в жизни, - тогда спокойно и завершит начатый путь. Уже без сожалений.

- Ты обращалась к информаторам? Я учила тебя, как.

- Обращалась.

Серебряный поднос, чай, меленькие пирожные – все чинно, цивильно. Дорогая комната, шитые золотой ниткой пушистые ковры, мягкие диваны.

- И?

Изогнутая в нетерпеливом ожидании тонкая, аккуратно подкрашенная коричневым карандашом бровь.

- Они ответили, что на эту информацию куплен «обет молчания».

- Тьфу!

Старуха смачно сплюнула и качнула рукой так яростно, что пепел вновь полетел на юбку и соскользнул на ковер.

- Ты предлагала больше денег?

- Все, что у меня есть.

- И что?

- Ответили, что «обет молчания» не перекупается и положили трубку.

- Ну и типок – этот твой Аарон. Не добраться! – короткий взгляд в сторону Райны. – А ты вообще уверена, что его зовут Аарон?

- Уверена.

Молчание. Тяжелый вздох.

- Хорошо, а что ты будешь делать, когда найдешь его. Найдешь и извинишься. И что?

- Позвоню доктору.

- Зачем? Ведь твои шрамы невозможно свести?

- А я не буду пытаться их сводить.

Райна выглядела спокойной – неестественно спокойной, - и Дора тут же заподозрила неладное.

- Зачем тебе доктор, если твое тело не вылечить?

Тишина.

- Марго?

Взгляд в сторону. В глазах ни слезинки, душа прикрыта зеркалом.

- Марго?

- Я не буду пытаться лечить тело.

- А что тогда?

- Душу.

- Что – «душу»?

- Я вылечу душу.

Впервые за все время во взгляде эксцентричной и вечно храброй Доры мелькнул испуг.

- Не вздумай, - прошептала та тихо, - не вздумай, слышишь? Выход найдется. Найдется – верь.

Райна не верила. И потому молчала.

 

*****

 

Сонэкс - инъекция-убийца. Высокотехнологичный кристально-чистый и баснословно дорогой наркотик, доступный лишь избранным.

От «избранных» - от все тех же сливок общества – она о нем и узнала.

«Введешь всего полмиллилитра и окажешься в мечте – никогда в кошмаре. Сонэкс погрузит тебя в самую настоящую живую реальность – реальность твоей сказки. Но если захочешь находиться в ней дольше и введешь чуть больше полкубика, заснешь. Заснешь навсегда…»

Об этом говорили шепотом. Многие об опасной забаве знали, но немногие ее из-за страшного побочного эффекта пробовали – засыпать вечным сном желающих не находилось.

Кроме нее – Райны.

И потому уже составлен был договор с безымянным доктором, а кубик Сонэкса оплачен. Он – наркотик – обошелся ей в четыреста пятьдесят тысяч долларов. Согласный преступить закон доктор - еще в полмиллиона.

И пусть.

Когда Райна устанет – устанет совсем (а думала она об этом безо всяких эмоций), - то просто наберет нужный номер и попросит «погрузить ее в мечту».

 В ту, в которой Аарон – на этот раз настоящий, живой и теплый, - будет до самого конца держать ее на руках. Где он в последний раз прошепчет ей свое нежное «люблю».

Не самая плохая смерть – безболезненная и красивая.

 

*****

 

- У меня есть знакомый юрист, - Дора, докурив, неторопливо потягивала чай из тонкой фарфоровой чашки и по-королевски аккуратно откусывала от кремового пирожного, - хороший юрист. Пусть он еще раз взглянет на твои бумаги.

- Нечего на них смотреть, - тихо рыкнули в ответ, - приговоры Комиссии обжалованию не подлежат.

- … вдруг ты чего упустила. Принеси мне копии.

- Зачем, Дора?

- Затем! – старуха неожиданно повысила голос. – Потому что два глаза хорошо, а четыре лучше. И мозг у него незаурядный – может, и отыщет лазейку.

- Лазейку? – Райне хотелось не смеяться, но по-вороньи каркать. И заодно и выть по-волчьи. – Лазейку в документах Комиссии может отыскать только юрист из самой Комиссии – разве ты не понимаешь?

- Я много чего не понимаю в этой жизни, Марго, но знаю одно: если есть шанс, нужно его использовать.

- И тем самым дать себе дополнительную надежду?

- А чего тебе терять? Ты и так вся побитая, как псина. Подумаешь, юрист одним глазом посмотрит – не сломаешься. Съешь лучше пирожное – с утра пекли.

- Не хочу.

Райна давно потеряла вкус к еде, как и ко многому другому, но Доре перечить не решилась. И вообще, попробуй с ней – высокомерной Марго Полански – заговорить в подобном тоне кто-то другой, давно превратился бы от одного только ледяного взгляда в соляной столп. Но старухе дозволялось и не такое.

- Съешь, съешь… совсем уже тощая, как палка.

Как Рейка.

Да, она помнила.

Пирожное действительно оказалось вкусным.

- Что собираешься сегодня делать?

- Поеду на море.

- Значит, как обычно.

На морской берег Райна ездила часто. Она и город этот на Четырнадцатом выбрала только из-за близости воды и соленого воздуха – он, как мог, лечил ее душу. Или то, что от нее осталось.

- Оденься потеплее, сегодня прохладно.

И чего они все к ней привязались? Кого – прости, Создатель, - заботят простуды?

- И не забудь принести мне бумаги, слышишь? – донеслось в спину, когда Райна собралась уходить.

- Не забуду.

- А-а-а?

Иногда Дора не прикидывалась бабкой, а ей и была.

- НЕ ЗАБУДУ!

- Вот и молодец.

И позади провернулось колесико дорогой зажигалки - высеклась искра; в коридор потянулся дым ментоловых сигарет.

 

*****

 

Мужик оказался странным. Но он и должен был быть странным – Осведомитель. Про него поговаривали – «найдет даже тех, кого не выдадут информаторы. Только возьмет столько, что без рубахи и трусов останешься».

Райна была готова заплатить. Поэтому вместо моря поехала по адресу, который ручкой криво нацарапала на правой руке у основания большого пальца. И теперь сидела в похожей на пустую фотолабораторию комнате с забитыми плотной тканью окнами.

Четыре стены, кресло, в нем человек – верхняя часть лица утопает во тьме, нижняя освещена тонким лучом направленного света. Для чего – чтобы виднелся рот? Чтобы хорошо читались произносимые тонкими губами слова?

К чему такая скрытность?

Сама она, чувствуя себя пятым пассажиром в четырехместном купе, сидела на шатком табурете.

- Кого ищем?

- Мужчину. Информаторы про него молчат. Вы сможете узнать больше?

- Посмотрим.

Он не представился, а она не спрашивала. Видела лишь лацкан надетого поверх черной рубашки пиджака – нижняя часть тела Осведомителя, как и все остальное, кроме рта, терялось во мраке помещения.

Дурацкий антураж. Для лохов.

Подбородок мужчины, тем не менее, выглядел внушительным – массивным, квадратным, гладко выбритым и оттого синеватым.

- Имя?

- Канн. Аарон Канн.

- Где виделись в последний раз?

- Девенпорт, на Восьмом.

- После нет?

- После нет.

- Причины для поиска?

- Не ваше дело, - грубить было рискованно, но Райна не желала выдавать лишнего. И следующую фразу добавила лишь для того, чтобы усыпить ненужные подозрения, если те возникли. – Не киллера для него нанимать собираюсь. Личные причины.

- Ясно.

В «фотолаборатории» на неопределенный срок повисла тишина; посетительнице вдруг подумалось, что сюда бы отлично вписались бачки с проявителем и лампа для негативов. А так же ниточки-лески, на которых после можно развесить мокрые снимки.

Или рояль. В эту дурацкую комнату к этому странному типу отлично подошел бы рояль – черный, гладкий, с приглушенным, но чистым звуком.

Абсурдная мысль.

- Готовы выплатить сумму, которую я назначу за работу?

- Готова.

Он не стал озвучивать цифры – наверняка успел навести о ней справки, знал, что мисс Полански сумеет расплатиться.

- Мне понадобится три дня – вас устроит?

- Да. А если вы никого не найдете?

- Тогда вы платите лишь четверть от запрошенной суммы.

- Договорились.

- Тогда до встречи. Вы свободны.

Как все коротко и просто. Надежды, впрочем, как не было, так и нет. Выходя из комнаты, Райне казалось, что в носу застрял плотный и сладковатый запах фиксажа.

«Детектив-фотограф, тоже мне…»

Пижон.

 

Глава 4.

 

 

Нордейл. Уровень Четырнадцать.

 

Светлая кожа – гладкая, чистая, бархатная, - россыпь веснушек у аккуратного носика, длинные ресницы, красивые даже во сне губы, россыпь золотых волос на подушке – Аарон, приподнявшись на локте, смотрел на спящую в его постели женщину и думал о том, что он счастлив.

Счастлив.

Ведь так?

С чего не быть счастливым мужчине, в постели которого спит прекрасная женщина – кроткая, ласковая, податливая. Мечта, а не женщина.

Милая Мила. Милана; Канн почему-то вздохнул. Сам не понял, почему. Еще раз посмотрел на ее блестящие в свете прикроватной лампы волосы, прислушался к спокойному дыханию, поправил сползшее с обнаженного плеча одеяло – хотел погладить по щеке, но не погладил – вместо этого прислушался к внутренним ощущениям, попытался их распознать – он влюблен, радостен, доволен? – и в который раз не смог их расшифровать.

Может, просто не время? Может, иногда любовь не бьет током, не врывается в сердце бурным свежим, подобным вольному сквозняку, потоком, а наполняет тело и разум медленно?

Наверное, так. Наверное.

На тумбе глухо завибрировал и заерзал телефон; Аарон поморщился и наощупь отыскал трубку, взглянул на экран – «Каратель».

Другой бы на его месте, если бы обнаружил на экране сотового подобное слово, побежал бы в туалет стреляться (кому хочется видеть в гостях демона?), но стратег лишь улыбнулся – визиты друга он любил. Даже такие поздние.

- Слушаю. Канн.

- Слушай, Канн, - начали без приветствия, - я тут с работы еду. Забегу к тебе на пару минут?

- Забегай, – миролюбиво согласились в ответ. – Тебе я всегда рад.

- Угу. Буду минут через десять.

- Будь.

Телефон временно вернулся на тумбу, а после перекочевал в карман серых хлопковых, натянутых на голое тело шорт.

 

Чайник закипал неторопливо – знал, что собеседники не торопятся, – грелся, сопел, важно менял цвета на индикаторе температуры, пока хозяин дома искал в шкафу заварку.

- Тебе точно чай? Не бренди, не коньячку, не виски?

- Чай, точно. Я же сейчас домой, а там дочь. Какой коньячок?

Регносцирос лениво развалился на кухонном стуле, вытянул длинные ноги, сложил ладони на пряжке ремня и лениво улыбнулся.

- Что, Баалька не любит, когда от папы пахнет спиртным?

- По шее бы вам всем за «Баальку». Она – Луара.

Его друг хмыкнул. Да-да, Луара, но в простонародье с легкой руки их телепортера маленькое сокровище Алесты и Баала все звали исключительно «Баалькой», и ее отец знал об этом. Канн бы побился об заклад, что тот изредка и сам звал ее подобным образом.

Вот только не сознается, черт волосатый.

Регносцирос, впрочем, не злился и вообще этим вечером выглядел довольным жизнью.

- Что, съел полсотни младенцев? Чему улыбаешься?

Аарон разлил кипяток по чашкам и сунул туда пакетики с заваркой – те моментально всплыли на поверхность.

- Младенцев не ел, а вот пару нытиков на тот свет сегодня переправил.

- На какой еще «тот»?

- Тот, на котором они родились.

- Ясно. В общем, на сегодня отстрелялся.

- Ага. А ты как? Нормально?

- Нормально.

- Что-то не похоже.

- С чего бы?

- Да рожа у тебя странная.

Они сидели за столом и пили чай.

Чай, блин, - Канн размешивал в кружке сахар и думал о том, что они похожи на старых бабок. Старых, шамкающих беззубым ртом бабок, коим если что и осталось в этой жизни, так это лишь вспоминать свое насыщенное и бурное прошлое.

Дожили.

- Как Мила?

- Хорошо. Сходили сегодня в ресторан, посидели. Представляешь, она упомянула о том, что хотела бы дом в южном районе города.

- Почему там?

- Мол, озеро рядом. «Ведь это так здорово – вставать по утрам, выходить на балкон и смотреть, как блестит под солнцем водная гладь».

- И что – будешь свой продавать?

Мужчина со шрамом промолчал, сделался хмурым.

- Не хочу. Я к этому привык.

- Может, привыкнешь и к новому? - корректно поинтересовался друг. – Изменения – это не всегда плохо.

Аарон долго молчал – слишком долго. Затем вытащил из нагрудного кармана пачку сигарет, закурил и вдруг понял, что забыл открыть форточку. Моментально ощутил укол вины – Мила заворчит, что он опять курит в доме, - и вдруг разозлился. С каких пор он стал чувствовать себя виноватым из-за курения? Его дом – где хочет, там и курит. И когда хочет. И сколько хочет.

А вина все не уходила.

Черт. Все ведь хорошо. Все хорошо, ведь так?

- Эй, у тебя все нормально? – черные глаза Баала прищурились, стали изучать коллегу и друга с двойным вниманием. – На тебе лица нет.

- А что есть?

Пепельница стояла у раковины – укоризненно чистая, отмытая до блеска женской рукой – Канн дотянулся до нее и нарочито громко грохнул стеклянным дном о кухонный стол. Поставил перед собой, зачем-то толкнул пальцами.

- Шрам есть, а лица нет.

- Ну-ну.

 И на этом ответ иссяк.

Регносцирос нахмурился.

- Слушай, да что у тебя не так? Дом есть, деньги есть, работой пока не заваливают, тренировками тоже – Сиблинг успокоился, - баба – пардон - женщина есть. Что еще нужно?

- Наверное, ничего.

- Ты счастлив с ней?

- С кем?

- Со своей Милой.

Тишина.

- Канн?

Тяжелое молчание.

- Аарон?

- Что?

- Ты ее любишь? Рад ее присутствию в своем доме?

И вновь вопрос остался без ответа.

- Ну, она тебе хотя бы нравится?

Затяжка, выпущенное под потолок облако дыма. Хозяин особняка тяжело, скрипнув стулом, поднялся с места, подошел к окну, открыл форточку – в его движениях Баалу виделась обреченность.

- Она… хорошая, – послышалось спустя минуту. – Не придраться: стирает, убирает, постоянно что-то готовит, заботится.

На слове «заботится» во фразу почему-то и вовсе забралась грусть.

- Но я спросил не об этом.

Аарон какое-то время молчал – стоял, опершись на оконную раму, смотрел во двор, затем повернулся. Отозвался и вовсе неохотно.

- Что ты хочешь услышать? Я и сам многого понять не могу. Она ждет от меня кольцо, понимаешь? Мы уже месяц, как вместе. Злится, что я не рассказываю ей, кем работаю, дуется, когда не отвечаю на вопросы. Но я не готов. Я… не пойму.

- «Она» или не «она»?

- Да.

Теперь замолчал и потягивающий чай брюнет – долго смотрел в чашку, размышлял о том, какой стоит дать совет.

- Иногда для того, чтобы что-то стало понятно, нужно расстаться. Хотя бы на время.

- Угу, - ехидной крякнули от окна и прикурили вторую сигарету, - это как – «Ехай, Мила, отсюда?»

- Ну, можно не «ехай», а сказать, что тебе дали задание.

- Для этого придется объяснить, кем я работаю.

- А в чем проблема?

- В том, что она может этого не принять.

- Так пусть этот момент и станет для тебя показательным – твоя женщина примет тебя таким, какой ты есть.

Точно. Если уж Алеста приняла Баала, то почему бы Миле не принять Аарона? Вот только Канн отчего-то не был ни в чем уверен.

- Думаешь, временное и «вынужденное» расставание поможет мне разобраться?

- Больше, чем если ты продолжишь сидеть на собственной кухне и жалеть себя.

- Я не жалею, - рыкнули зло.

- Я вижу.

Регносцирос бывал излишне прямолинейным и часто жестоким, но Аарон ценил эти качества.

- Оторви уже жопу, открой ей правду и вали на задание. На несколько дней, а еще лучше – на пару недель. Гарантирую: вернувшись, ты будешь знать ответы на все вопросы и перестанешь походить на хлюпика.

- Ну ты и %!%!

- Не был бы ты моим другом, давно уже отправил тебя тоже «на тот свет», - отрезал Баал грубо в ответ на нелицеприятное и матерное описание себя самого.

- Мечтай!

- Теперь ты становишься похожим на самого себя.

Канн раздраженно затушил в пепельнице сигарету.

- На хлюпика… нет, ты посмотри на него… задница ты волосатая.

- Точно – похож.

Мужчина в рубашке и шортах вернулся к столу, вылил в раковину недопитый чай, оперся руками на спинку стула и спросил:

- Только заданий у нас пока нет – где я их возьму?

- Заданий, может, и нет, - ответили ему сухо. – Вот только Дрейк пока «не кончился», а если так, то что-нибудь для тебя подыщет.

- Думаешь, стоит спросить?

- Думаю.

Баал заметил, что, размышляя над сказанным, Канн впервые за этот вечер просветлел лицом.

 

Это началось три месяца назад.

Стоило друзьям заметить, что стратег начал грустить на общих «семейных» сборищах, как на вечеринках, обычно проходящих в узком и тесном кругу, вдруг начали появляться незнакомые личности – сплошь девушки. То вдруг Лайза приведет с собой «знакомую», то Шерин, то Элли – и откуда только у них столько незнакомых ему знакомых?

Когда он в четвертый раз подряд обнаружил среди прочих новое лицо, Канн начал подозревать неладное – его пытались «свести». Однозначно. Сажали возле «подружек», усиленно пытались вовлечь в разговор, старались подыскать им общую для беседы тему.

С подобных потуг Аарон быстро озверел.

- Хватит! – заявил он друзьям прямо. – Когда сам кого-то найду, тогда и приведу к вам. А вот специально для меня никого водить не нужно.

Незнакомки моментально кончились.

И хорошо. Потому что Лилиан при первой же встрече попросила «проводить» ее домой и совершенно очевидно намекнула, что не прочь продолжить более тесное знакомство (кому нужна подстилка?), Даяна отчаянно краснела, когда смотрела на него (Канна подобное жеманство откровенно бесило), а с Роуз он не выдержал и пяти минут – та беспрестанно говорила о шмотках и моде.

Ужас.

Милу же он встретил сам. По крайней мере, хотелось в это верить. Они познакомились в баре: Аарон отбил ее у подвыпившего забулдыги, слишком напористо клеившегося к симпатичной особе, – сломал тому руку, а даму вызвался проводить домой.

По дороге о чем-то говорили – о чем-то пустом и неважном; накрапывал дождь. У подъезда он не стал ее ни целовать, ни спрашивать телефон. Спокойно выдержал разочарованный взгляд, развернулся и зашагал прочь.

А через три дня после долгих сомнений и раздумий самостоятельно нашел ее номер в справочнике, позвонил и предложил встретиться.

На том конце согласились с такой готовностью, будто все три дня ждали его звонка.

 

Он все еще продолжал рассматривать спящую в его постели женщину, когда та пошевелилась. Сонно заморгала, прищурилась, открыла глаза. Улыбнулась.

- Не спишь?

Он так и не погасил ночник.

- Не сплю.

- А чего так?

Его тут же обняли теплые руки – обвились вокруг шеи, притянули к себе. Поцелуй длился несколько секунд; Мила пахла фиалковыми духами, сном и их предыдущим занятием любовью, которое случилось незадолго до прихода Баала. Она хотела – он помнил – принять душ, - но так и разнежилась у него в руках, уснула.

А теперь ее длинные ресницы вздрагивали, губы нежно улыбались, а взгляд серо-зеленых глаз скользил по его лицу.

- Голодный?

- Нет.

- Кто-то приходил?

- Друг.

- Я слышала, как жужжал телефон…

- Он уже ушел.

Тишина; шорох простыней. Аарона погладили по плечу.

- Хочешь, я потру тебе спинку в ванной?

Она была идеальной. Слишком идеальной – на грани приторности. Но никогда эту грань не переступала, и Канн иногда не мог понять, отчего начинает раздражаться.

- Не сегодня.

- А что у нас будет сегодня?

- Разговор.

- Да? - тень испуга в глазах быстро сменилась любопытством. – Расскажешь, наконец, откуда у тебя на виске шрам?

- Нет.

Губы бантиком, было, надулись, но хозяйка быстро вернула им былую форму – спокойного улыбающегося рта.

- Я готова. Слушаю. О чем будем говорить?

Аарон смотрел на лежащую рядом женщину с завуалированным сомнением и какое-то время хранил молчание. Затем, наблюдая за реакцией, изрек:

- О том, кем я работаю.

 

*****

 

Ланвиль. Уровень Четырнадцать.

 

С утра серое море бесновалось – дул сильный ветер, - а к обеду вдруг утихло, успокоилось и почти уснуло – лишь на поверхности волн играли, напоминая о предыдущем ворчании стихии, пенные белые барашки.

Искрило яркими лучиками на воде солнце; перекатывалась под подошвами темная и влажная галька; небо вдалеке хмурилось.

У моря Райна не боялась плакать – слезы казались ей естественным продолжением этого места – солеными на лице брызгами. Не печалью, не болью – просто воспоминаниями, которые, скатываясь по щекам, тонули в скрипучем между камнями песке.

Воспоминания.

Много воспоминаний.

Все, что ей осталось.

 

- Почему, прежде чем «полюбить» женщину, нужно обязательно поставить ее на колени? Зачем? - она до сих пор не знала настоящего имени того, с кем встречалась уже неделю. – Неужели тебе не стало бы приятнее, если бы женщина признала твое главенство сама, без насилия?

Джокер какое-то время размышлял; тогда Райне еще казалось, что разговоры могут его изменить - повлиять на мировоззрение, открыть затхлому от заскорузлых принципов уму новый угол зрения, растормошить, заставить взглянуть на вещи по-новому.

Зря казалось.

- Нет, мне приятнее подчинять самому.

- Для чего? Чтобы доказать собственную силу, превосходство? Неужели нельзя чувствовать все это без постоянного «доказывания»?

Они сидели в его машине – он, заехавший на пять минут в рабочий перерыв, она, сытая после обеда, выпитого кофе и только что съеденного десерта.

- Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

Райна насупилась.

- Я просто пытаюсь понять.

- Я – доминант, господин, и мне это нравится.

Да уж, доминант. Только если Аарон был «хорошим» доминантом в правильном смысле этого слова, то Джокер являлся его полной противоположностью. Хотя поначалу ей нравилось с ним целоваться и заниматься сексом – до того момента, пока он не переходил в откровенную вульгарность…

- Но зачем…

- Тебе не кажется, что ты слишком много болтаешь?

На них, сидящих в сверкающей белой Лунди, смотрели проходящие мимо люди.

- А ты разве заехал не для того, чтобы меня увидеть? Чтобы поговорить?

- Со шлюхами не ведут длинных бесед – шлюх используют для удовольствий. Я хочу, чтобы ты у меня отсосала.

- Прямо здесь? – Райна поперхнулась. Ей не хотелось ни сидеть с ним в одной машине, ни, тем более, сосать. Десерт был вкусным, а от предвкушения вкуса долбящегося в горло члена делалось муторно и начинало тошнить.

- Я не хочу.

- Зато хочу я. А ты просто еще не знаешь, хочешь ты этого или нет.

Хуже всего было то, что иногда Райна начинала ему верить: она просто сама не знает, чего хочет. И разве она сама после того, как все заканчивается, – когда на мужском лице расплывается довольная улыбка, - не чувствует радость? Чувствует. Тогда кто же из них прав – он или она?

Додумать не получилось; ей на затылок легла жесткая и теплая ладонь, толкнула голову вниз, к черным джинсам.

 

 

К клубу «Майон», несмотря на довольно поздний час и моросящий на улице дождь, тянулась длинная очередь. Длинноногих девушек на шпильках, чьи зады едва прикрывали лоскуты серебристой ткани, не смущал ни промозглый ветер, ни превращающая изысканные прически в мокрые гнезда сырость. Мужская часть очереди была под стать женской – тонкие расстегнутые на груди, чтобы были видны тату и украшения, рубашки, модные ситцевые, вошедшие в тренд только в этом сезоне, брюки, намазанные гелем волосы. И «поголовно» (или тут лучше подошло бы слово «поножно»?) яркие кроссовки.

Райна, выходя из такси, поморщилась – что за безвкусица? Для чего отдавать дань моде, если эта самая дань бескомпромиссно превращала мужчин в геев, а женщин в проституток?

Сама она оделась в длинное облегающее платье – черный расшитый кокон, скрывающий ее от шеи и до пят; черные длинные волосы вились, макияж безупречен.

Хлопнула дверца машины; под дождь из выхлопной трубы вырвалось облако газа, а из-под колес лужи.

Охранники перед мисс Полански раздвинулись, как двери лифта – узнали без дополнительного идентификатора – она являлась здесь частым гостем. Нет, в том «Майоне», который располагался на первом этаже и включал в себя барную стойку, место для тусовок и вечно грохочущий танцпол, а другом «Майоне», для элиты – том, что находился этажом выше и был прекрасно изолирован от непредназначенных для созерцания его стен глаз.

Туда Райна и направилась.

Ощущая дискомфорт от узости платья при шагах, поднялась на второй этаж, кивнула еще двум вышибалам и вошла в распахнувшиеся высокие двери.

И тут же очутилась в совершенно другом месте, куда не пускали тех, чьи цифры на счетах не впечатляли владельца этого места – придирчивого и избирательного мистера Финна.

Впрочем, самого мистера Финна Райна никогда не видела – про него говорили просто – «загадочный толстяк, интересно бы взглянуть…»

Ей было неинтересно.

Она выбрала привычный ей столик, наполовину скрытый перегородкой, опустилась на мягкий пружинящий диван, пальцами подала знак официанту – тот кивнул. Угу, значит, коктейль «Лоррана» сейчас будет. И славно.

Было неизвестно, что принесет этот вечер – быть может, общение, которое доставит ей удовольствие или же одиночество, которое вновь навеет грусть, - но пребывание в «Майоне» куда лучше пребывания дома, особенно после очередного неудавшегося портрета. Тот единственный, который более-менее удался, Райна повесила у себя в спальне – на нем Канн сидел спиной в кресле, смотрел в окно и курил. Ее Канн. Такой, каким она его помнила.

А вот лицо опять не вышло – черт бы его подрал.

Принесли «Лоррану».

- Повторите сразу.

Ей услужливо кивнули.

Сюда приходили за разным: чтобы выпить, пообщаться, почувствовать себя «другим» человеком (если хватит денег), подыскать себе достойного собеседника – образованного и с хорошими манерами, - либо для того, чтобы встретить, если повезет, богатую вторую половину.

Некоторым везло.

Специальные зоны для курения, столы для карточных игр, уголки для уединения, залы для шумных и больших компаний – места хватало всем. У длинного, похожего на перрон для поезда, барного стола, собралась компания из трех женщин – Райна знала их всех, - в углу серьезно и по-деловому общалась группа мужчин; за дальним столом, потягивая пиво, пристально изучал присутвующих женщин стильный, но неприятный типок. Наверное, искал даму на вечер. Обладательница «Лорраны» наткнулась на его любопытный взгляд и отвернулась.

Тоскливый дятел.

Доры нигде не было видно. Жаль, вот с ней бы она «потусила» - да, пусть окруженная престарелыми ловеласами и слушая скабрезные, зачастую вульгарные шутки, - но однозначно провела бы вечер в удовольствие.

Интересно, почему не показывается старая подруга? Уж не случилось ли чего? И получила ли она переданные ей накануне бумаги?

Прежде чем направиться к стоящей у бара группе женщин, Райна решила, что обязательно навестит старуху и поинтересуется ее здоровьем.

 

- Не знаю насчет новой машины – это так предсказуемо!

Молвил яркий красный рот Марианны Дорсет, и остальные почему-то спешно согласились с главной нимфеткой Ланвилля – по-крайней мере, именно так часто называли роскошную блондинку ухажеры.

- Украшения, поездки, тряпки – все это так избито…

- А что не избито? – Почти грубо вторглась Райна в чужую беседу. – Каким должен быть подарок, чтобы по душе?

- Ну… - Марианна растерянно хлопнула длинными покато загнутыми, как свод обсерватории, ресницами – видимо, и сама не знала ответа на этот вопрос,-  …чтобы удивило.

- Чтобы удивило, можно подарить и теплый свежий кусок дерьма, - Райна отхлебнула коктейль.  Разве не удивило бы?

- Фу, Марго, какая ты пошлая!

Зато не приторная.

- Так какой подарок тебе понравился последним – назови.

«Подружки» с внимательным любопытством переключились с подошедшей брюнетки на блондинку.

- Ну-у-у, - снова неопределенно потянула та, - путешествие по снежным пикам Антильи было неплохим…

- Оно само или шампанское в поезде?

- Шампанское тоже было неплохим, - Дорсетка не обиделась – то был неоспоримый плюс ее характера – она никогда не обижалась на самом деле. Однако прекрасно и в нужно месте капризничала перед мужчинами – прирожденный манипулятор.

Интересно, как быстро Джокер бы поставил ее на колени?

Эта мысль едва не испортила настроение, и холеная «Марго» попыталась отпихнуть ее в прочь.

Не сегодня. Не сегодня…

- И икра. И даже мягкий хлеб с луковыми кольцами…

- В общем, горных вершин из окна ты так и не заметила.

- Вот поэтому ты не настолько успешна, насколько я, - улыбнулась Марианна, - ты слишком прямолинейна и категорична. Ну, разве это важно, что именно дарит мужчина? Важен сам факт того, что он умеет баловать…

 

Баловать.

Джокер умел баловать. Особенно когда Райна становилась «хорошей» сразу же после того, как побыла «плохой» и наказанной. Униженной жестким и грязным сексом, после которого чувствовала себя подстилкой – такого занятия «любовью», после которой хотелось год отмываться.

Да. Баловать.

Обиженную, со стоящими в глазах непролитыми злыми слезами, он вел ее по магазинам – выбирал новую косметику, духи, белье, украшения – все на свой вкус, - а после отпаивал кофе и кормил десертами. Осыпал комплиментами, говорил ласково, восторгался ее телесной и душевной красотой.

И Райна постепенно оттаивала – по-крайней мере, поначалу. Прощала – «мол, с кем не бывает? Наверное, опять сорвался». Но к подаркам никогда не прикасалась – они казались ей ядовитыми.

А когда к концу второй недели, когда она заявила, что не желает больше именоваться «шлюхой», ибо все ее мысли почему-то стали сводиться к тому, как стать для него «хорошей», - (а ей это не по нраву), - «баловать» ее моментально перестали.

 

Черт, обещала же себе не думать о нем – не в этот вечер.

Срочно отвлечься, срочно отвлечься - только на кого? Взгляд Райны заскользил по залу – прошелся по бизнесменам в углу - скучно, - только что вошедшей в двери высокой и худой женщине – еще скучнее, - на секунду задержался на парочке молодых парней – не то, не то, все не то…

 И вдруг наткнулся на них – незнакомых мужчину и женщину.

Она: стройная, аккуратная, в коротком, но не слишком коротком, синем платьице на молнии и с изящной брошью на груди – симпатичная, миниатюрная, живая. Он: статный брюнет, каких любят печатать на широкоформатных разворотах журналов – в черном костюме, с дорогими часами, в ботинках из тонкой кожи, с правильными приятными чертами лица…

Все мелочи Райна заметила на автомате; куда сильнее ее привлекло другое – они были настоящими – эти люди. Их чувства были настоящими.

Взгляд из-под ресниц – «ты не уйдешь сегодня?»

И касание его руки – «не уйду. Я всегда буду с тобой».

«Всегда – это слишком… напыщенно… Людям не дано знать, что такое «всегда» - мелькнувшая на ее лице обида.

«Мое всегда – это пока ты рядом» - утешающий взгляд напротив – «Веришь?»

Даме его сердца хотелось верить, хотелось сильно.

И в голове Райны, наблюдающей за ослепшей от любви друг к другу парой, вдруг вспыли строчки:

 

«И терпко. И сладко. И страшно до дрожи,

И голос не нужен. Все чувствует кожа.

И шаг, что навстречу - он вот он. Он близко.

Лететь высоко. Или падать. И низко.

 

Но греет безмерно пожатие пальцев,

Двух в чем-то так сильно похожих скитальцев,

А пламя в глазах не дает отступиться,

Отдать призывает. Поверить. Открыться…»

 

Откроется ли она ему? Поверит? Допустит ли до самых сокровенных слоев души? И не обидят ли ее в ответ?

«Люблю» - вдруг прошептали мужские губы – Райна не услышала, прочитала по ним слова. – «Люблю тебя, слышишь?»

И вдруг почувствовала бегущую по собственной щеке слезу.

Залпом допила вторую «Лоррану» и вызвала такси.

 

Звонили и просили разное: мужчину постарше, мужчину помоложе – с бородой, без бороды, усатого, лысого, брутала, субтильного… Иногда интересовались бизнесменами, модниками, ласковыми – например, умеющими предоставлять профессиональные оральные ласки, - с длинном пенисом и покороче. Заказывали даже двоих или троих.

Но никогда еще, судя по голосу администратора дома «Мужчина под заказ», не просили то, что просила Райна:

- Да, мне с театральным образованием. Либо выступающего на сцене, либо состоящего в актерском кружке.

Ее спросили: «Вам похожего на кого-то из известных актеров?», и заказчица поморщилась:

- Мне все равно, какой внешности. Но чтобы с актерским талантом.

После длинной паузы ей пообещали, наконец, выполнить просьбу.

 

Когда спустя сорок минут в дверь позвонил человек, ему открыла одетая в длинный пеньюар хозяйка квартиры – проводила в просторную комнату, позволила раздеться, дождалась, пока будет готов слушать и уведомила:

- Я плачу двойную ставку, если вы признаетесь мне в любви так, чтобы я вам поверила.

- Что?

- Признание.

- В любви?

- Да. Это так сложно?

Мужчина – на вид около тридцати пяти, одетый в вязаный джемпер и джинсы, со стильной прической на длинных волосах, - взглянул на нее со смущением и прочистил горло.

- А…

- Нет, - отрезала Райна, - сексом мы заниматься не будем.

- Даже после признания?

- Даже после него.

Она отхлебнула из бокала янтарную жидкость – вино?

- То есть в любви.

- Да, в ней.

- А если вы не поверите?

- Не заплачу ни цента.

«Актер» взглянул обиженно. Но через секунду о чем-то задумался с увлечением. Попросил:

- Мне нужно отрепетировать.

- Репетируйте. – Тяжелые черные волосы скользнули по шелковой ткани и мягким шорохом – качнулась голова. – Ванная там.

 

А спустя час она уже снова сидела на крыше и смотрела на затянутое белесой дымкой ночное небо; актер ушел.

- Он так и не смог, знаешь? – шептала Райна кому-то, сидя на шезлонге. – У него не вышло сказать так, чтобы я… Чтобы я поверила, как тебе. Вот тебе я всегда верю – каждому слову…

Ее собеседник привычно молчал.

- Я опять напилась, да? Но ты же меня не судишь?

Тишина; с проспекта внизу доносился далекий гул машин.

- Не судишь, я знаю. Наверное. Только… пьющая или нет, я все равно тебе не нужна. Никогда не была нужна. Никогда.

 

И вниз вдруг полетел зашвырнутый за парапет пустой бокал из-под шампанского. Когда и где он приземлился, Райна уже не слышала – она горько плакала, уткнувшись носом в неприкрытый и потому отсыревший матрас на шезлонге.